среда, 28 декабря 2016 г.

Coffee time







Эспрессо — это жизнь. Горчит, но бодрит. Первый глоток может показаться невкусным, но, допив чашку, всегда захочешь еще одну.   
Макс Фрай .  Кофейная книга


Поэтому я варю кофе дома. С утра. Не в джезве, в джезве я варила кофе в юности. Сейчас я просто заливаю кофе кипятком, добавляю корицу и кардамон. (По старой памяти или по привычке). Стою с горячей кружкой у ещё тёмного утра и слушаю утро.
Как будто мне двадцать или даже двадцать три. А, может быть, меньше, я  сдаю первую сессию, и после бессонной ночи утренний кофе кажется спасением.
А, может быть, наступающий год выуживает из памяти остатки памяти. Говорят,  древние хранили воспоминания в ушной раковине.  (Почти как приложить к уху раковину. Замереть на мгновение, прислушаться, наполнить себя морем, горячим пляжным песком и ветром. Разве можно любить ветер?)
1.      1.В новом году я хочу слушать и слышать тишину чаще.

Капучино — это влюбленность. Сначала терпко, потом сладко и легко, а на поверку — все та же жизнь. Но моменты, когда сладко и терпко, — самые лучшие.






Очень важно, когда тебя ждут.
Ждут, поглядывают на часы, в окно, несколько раз включают чайник.
Ждут, чтобы обнять, и это  счастье.
2.        2. В новом году я хочу постараться видеть во всём позитивную строну (даже если поздно возвращаюсь с работы, даже если клюю носом  от усталости в автобусе, даже если просто мечтаю о чашке кофе).
3.      3. Я хочу знакомиться с новыми людьми и учиться у них интересному и полезному.

Латте — это мечты, эспрессо, разбавленный молоком надежды



Кто- то очень давно сказал мне, что  в снах никогда не бывает дождя. Но он был, стучал по крыше, шумел за тёмными то ли ночными, то ли утренними стёклами.
Дождь где-то между.
Между  сном и утром.
Когда я стою, не двигаясь, прислонившись к дереву, всё ещё пытаясь услышать ветер. Нащупать его в своих карманах, ощутить, как он звенит внутри меня, пронизывает насквозь, распахивая пальто и разматывая шарф.
- Но ведь уже так много сбылось! – скажу ему.
И, наверное, можно написать залпом десять листов прозы, перечёркивать каждое второе слово, потому что без прелюдий и реверансов. От усталости, может, когда голова кругом, а я замазываю морщины тональным кремом, хотя ветер и так не видит.
Я будто наизусть знаю каждую минуту прошлой жизни, поэтому спрашиваю, облокотясь на подушку:
- Ну, что ты понимаешь? 
- С тобой много!
Зимний свет крадётся сквозь полоску в шторах. Утро или опять только-только начинается вечер, и можно смело выпить кофе, сидя на подоконнике. Там мягкие подушки, как в книжном магазине на проспекте, и целая стопка книг на всех языках мира.

4.      4. В новом году я хочу прочитать 50 книг за 365 дней.

Еще есть мокко — кофе с горячим шоколадом. Мокко — это меланхолия. Густая и тягучая







Когда кажется, что жизнь была, словно замочная скважина. Если приставить к ней головку ключа, можно почувствовать, как внутри скрипят и поворачиваются часовые шестерёнки. Наверное, так вылупился из яйца Пань-гу, отделивший Небо и Землю. Кто-то приставил к яйцу ключ и Пань-гу просто вывалился на землю, наполненную хаосом и тьмой.
Наверное, именно тогда он создал солнце. Просто вытянул руку и провёл пальцем по небу.
Что может быть лучше солнца?
Потому следом наступит новый день. Новое утро.

5.      5. В новом году я хочу сходить в театр (киноману во мне трудновато придётся, но солнце поможет, я знаю).
6.    6. Я хочу выучить новый язык (потому что начало изучения  было самым ярким примером моей прокрастинации).


Айриш, кофе по-ирландски — страсть. Где-то там, на самом дне, обжигающий алкоголь.
                                                                                              
Ведь я знаю  страсть наизусть.
Не разжав пальцы, вдыхаю запахи и звуки.
– Ведь ты не напишешь об этом, правда? – почти спрашивают.
– Конечно.
И улыбаюсь, прячусь в раковину, в ту самую, где слышно море и пляжный песок обжигает пятки.
Шесть секунд.
Я успеваю. Пишу, ведь мне известно, как рвётся нитка времени: почти мгновенно, царапая спину обрывками фраз  и многоточий.
Когда-нибудь я коснусь её, почувствую, как память шевельнётся внутри меня, обожжёт, как ледяные шипящие волны, отступит, превращаясь в бескрайнее чёрное покрывало.

7.        7. Я хочу найти время писать (шуршать строчками, нанизывать слова, как бусины). 


Чтобы, если завернуть рукава, можно было прочитать на запястьях числа. Разделить на два или три.  Чтобы получились годы или недели.



Ведь обязательно наступит утро. Зимнее. Пахнущее хвоей. Рождественское. Особенное.

И пусть  в тех строчках мне будет десять лет.
Только десять.
И отец на цыпочках пройдет в комнату и откроет шторы.
А солнце мячом прокатиться в комнату, упадет горячим на одеяло, скользнет по подушке и весело заглянет в глаза.
- Это любовь, знаешь? – скажу ветру.
И  он весело отзовётся во мне, просачиваясь сквозь решето туч миллионами глаз-лучей. Протянет руки-полосы прямо под носки кроссовок. Утонет в зрачках, нырнёт под кожу, вздуваясь, пронесется по венам, остановится, уже не дыша, потому что со мной.


Настоящая любовь — это кофе, который варишь дома с утра. Кофе, который наливаешь в старую любимую чашку и пьешь, чувствуя каждый глоток, каждый день… Макс Фрай " Кофейная книга".



  Я варю кофе дома. С утра. Не в джезве, в джезве я варила кофе в юности. Сейчас я просто заливаю кофе кипятком, добавляю корицу и кардамон. (По старой памяти или по привычке). Стою с горячей кружкой у ещё тёмного утра и слушаю утро...

воскресенье, 11 декабря 2016 г.

Утренний чтец







Зима! Я люблю твою горечь клюквы
 к чаю, блюдца с дольками мандарина,
     твой миндаль с арахисом, граммов двести…
                                                            И. Бродский 


Может быть, рассвет нового дня тоже бился в заляпанные окна автобуса. Может быть, текст точно так же струился изо рта долгой цепочкой слогов, вперемежку с паузами. Может быть,  новое утро тоже наполнял стук колёс удаляющегося локомотива, резкий  звук сирен, шёпот в пустоте.
Я не чтец.
Я не собираю живые шкурки. И зовут меня не Белан Гормоль.
Я просто коллекционирую зиму и Бродского по утрам. Согреваюсь горячим кофе, миндалём, арахисовой пастой на ломтике батона.
  
 Зима выбивает из колеи. Сначала засыпает снегом, что не выбраться из двора, потом заливает дождём, и внезапная весна одурачивает на целый день.
Зачем-то сажаю в горшок  клубни гиацинтов, (вдруг расцветут к Новому году), наблюдаю за весёлыми зелёными стрелками, и … вижу, как улицы погружаются в снег, в ветер, в ночь.
     Я пою синеву сугроба
     в сумерках, шорох фольги, чистоту бемоля --
     точно "чижика" где подбирает рука Господня.
     И дрова, грохотавшие в гулких дворах сырого
     города, мерзнувшего у моря,
     меня согревают еще сегодня…

Совсем чуть-чуть воспоминаний, чуть-чуть моря, чуть-чуть юга, чуть-чуть солнца. Ведь кому-то из нас это надо.
 - Как ты жила зимой? – спросит.
А может быть, угадает. Подсмотрит одним глазом, прижавшись к замочной скважине.
Он никогда не скажет, не  намекнёт даже, что
 надо уезжать.
Да-да. Благодарю. Я собираюсь.
Да-да. Я понимаю. Провожать
Не следует, и я не потеряюсь.

Собственно, как всегда. Потеряюсь всё же зимой, но не растаю ведь.
- Ты, кажется, пишешь роман? – скажет любимая подруга.
Как будто проглочу комок в горле. Будто там проросла зелёная стрелка гиацинта.
И на мгновение я захочу к ней в Киев. Захочу погреться у камина, выпить того чая с клюквой, очистить мандарин и высыпать в блюдце горсть миндаля.
- Знаешь, - напишу ей ночью. – Оказывается, я не писатель даже. Меня просто
окружают молчаливые глаголы
Главные глаголы, глухие глаголы.

Я даже не живая шкурка, которую читают по утрам в электричке. Я обычное слово. Глагол, да. 
Не веришь?  

Я только не умею вспомнить, когда просыпаюсь. 

понедельник, 28 ноября 2016 г.

Winter is coming



Ноябрь.
Ноябрь подходит к концу и дышит сырным пирогом из духовки, простирается белоснежной дорогой к дому.

Солнце просачивается сквозь решето туч миллионами глаз-лучей. Тянет руки-полосы, рассыпается по траве и листве.
Отражается в глазах.


Ноябрь – это итог. Осени, внезапной тишины, потому что проснулся, а за окном снег.
Ноябрь – это Велесова книга. Ни одной правдивой истории, но  в то же время ты как будто проживаешь свои жизни заново или по-другому.
Роман написан. 55 000 слов из черновиков, из записных книжек, блокнотов. Наконец-то, всё это я могу выбросить без угрызений совести. Пролежали десять лет. Пригодились. Как будто вернулась туда, где была когда-то и, излечившись, вернулась обратно. 
(Спасибо сестре! Привезла когда-то в коробке из-под ботинок). 
Здравствуй, ноябрь!
Когда декабрь наполнит дом шумом праздничных приготовлений, смехом, новыми нарядами, причёсками, ноябрь тихонько забьётся в угол и раскроет книгу.
Потому что ноябрь – это ещё и книги. То ли утро, то ли вечер. Вечные сумерки и уютный плед в кресле.
Ноябрь для размышлений и для прозы. Река Сновидений остаётся позади. Внизу только утро. Если усесться на подоконник и свесить ноги, можно услышать, как просыпается город.
Звенит чашками, пахнет кофе и ванильными сухариками на завтрак. Шелестит утренними страницами, бежит минуткой стрелкой, не догонишь.
 Зазвенят старые золотые монеты с самого дна бабушкиного сундука, тихо раскроются волшебные медальоны – галерея белокурых красавиц-  вспыхнут рунами пыльные страницы колдовских книг Огня или Воды, зашипит капнувший воск со свечи прямо на кружева салфетки.
- Это просто жизнь!
Когда столкнув одеяло куда- то в ноги, наконец- то сажусь и собираю с ковра  последние ноябрьские дни. Бегло пишу списки, собираюсь на работу, поглядываю на тёмное, почти ночное, утро за окном.
Утро, которое должно было быть на двоих .
И огромные хлопья снега на тротуаре, и то сизое снежное небо, и белоснежные лапы елей на обочине площадки, и заснеженные капоты машин.


Спасибо, ноябрь!
Даже если успела не всё. Не всё почувствовала, поняла, увидела.
Winter is coming. Зима близко