Когда-нибудь обязательно наступит именно это утро.
Оно раздавит
город солнечным светом, просочится под кожу, проскользнет по венам и коснется сердца. Выпрыгнет, пройдется по
подоконнику, усядется потом, свесив ноги, закурит, небрежно попросит кофе.
И я побегу ставить чайник,
расставлять чашки, нарезать пирог.
Ждать ветра. Чувствовать, как слова прилипают к свитеру, скользят по голой
шее, скатываются по груди и разливаются по телу. Но там больше не осталось
отметин- доказательств, что были знакомы когда- то. На лбу три морщины, на щеках –ямы, а губы закушены, по
подбородку - струйка крови.
Ждать Ремарка.
И просидеть весь рассвет. Пока боль не отступит. Пока
не расслабит хватку, не отползет, не спрячет щупальца.
Пока город не прозвенит за спиной, с шумом открывая створки окон.
- Здравствуйте, Эрих!
Давным-давно, Вы научили меня
знать, что у счастья,
как всегда, нет множественного
числа, а боль
не знает национальности.
Вы сказали, мы способны
гудеть, как колокола, или дребезжать, как мусорные бачки, —
в зависимости от того, кто и что в нас бросит.
Вы знали, сильный
штормовой ветер
не запрешь, даже если он прилетит, насквозь пропахнув мимозами
и с весенними цветами в руках. Вы сказали, надо предоставить ему пространство, тогда он смягчится
и бросится к кому-то на шею со сплетенным изо всех
цветов венком.
Вы видели, я почистила небо. Теперь оно синее.
Не почернеет. Облака растолкала по углам, вышила крестиком тюльпаны и розы. И
научилась прясть. Из лучей солнца. По шесть нитей. В одну косичку. Получается
красиво. Я покажу. Мы сможем жить теперь ни бедно и не богато, а нормально.
Других не хуже. Верите?
Главное, не рассказывать Богу. Бог не должен услышать.
Два шага вперёд и один назад, я
знаю, я помню.
Вы сами варили мне кофе в три часа ночи и сидели с книгами до утра, до рассвета. Ждали,
когда прозвенит первый шаг, прошелестят шины машин и радио не проворчит на кухне что-то
неразборчивое.
- Помните, Эрих, погружение в ночь? Ваша
книга при свете настольной лампы? Падающая звезда прямо на шершавую дранку
крыши?
Мне всегда было
хорошо с Вами, без света, без окон. Слушать, дышать, касаться. Всё через
душу,выворачивать её наизнанку, и всё обратно в душу, впитывать, ждать, хотеть.
Вы всегда были
ветром. Парижским у Триумфальной арки,
берлинским у кафедрального собора, швейцарским,
горным, моим, морским, осенним почти,
когда волны обжигают ледяной пеной, а солнце прячется за туманной дымкой.
Кальвадос –
тысяча яблок в одном бокале. Кельнер, замерший с бутылкой у столика. Свечи, Париж.
Разве можно что-нибудь объяснить, когда не смотришь
друг другу в глаза?
|
|
Я тону в Ваших – карие, осенние
сумерки – ловлю каждое слово, чувствую, как
слова бьются рядом с сердцем, потому
что рассвет задержался, испуганно сжался, застыл на ресницах.
- Одиночество
легче, когда не любишь, -
сказали Вы.
Я помню, что лучше
умереть, когда хочется жить, чем дожить до того, что захочется умереть.
Я помню многое из того, что Вы
сказали. Вы научили проживать несколько жизней сразу. Постепенно, одну за другой, как
в многосерийном фильме.
Вы знали и, наверное,
даже всё- таки верили, когда читали мои
послание на ночном небе. Ночь
всегда слишком коротка, когда надо, чтобы она не кончалась.
Я провожаю ее под невыносимый блюз, под который хочется плакать и
танцевать. Рыдать, как скрипки, разрываясь на части.
Потому что первый человек, о котором
ты думаешь утром и последний человек, о котором ты думаешь ночью — это или
причина твоего счастья или причина твоей боли.
Я купила уже целый блок чистых
листов, чтобы переписать всё заново. Всю жизнь, верите?
На чистовик.Совсем по- другому, иначе. И
заказала билеты в Ниццу.
- Вы
поедете, Эрих? …
|
Я зачиталась... Очень красиво! Спасибо за эмоции!
ОтветитьУдалитьСпасибо большое!
УдалитьКакое прекрасное признание в любви Автору!
ОтветитьУдалитьОгромнейшее спасибо!
УдалитьРемарк стоит того,чтоб ему признавались в любви :)
Как всегда.. уникально.. душевно... восхищаюсь!
ОтветитьУдалитьДорогая, спасибо большое!
Удалить