Письма осени

И снова осень с чарой листьев ржавых…

                                                                                            К. Бальмонт

Осень нельзя не запомнить, потому что невозможно надышаться  ею до конца, невозможно оставить  в себе ветер, дождь, который будит по ночам своей особенной осенней дробью. Невозможно рассовать по карманам все опавшие каштаны, листья, слова, стихи, так внезапно выпрыгнувшие из – под куртки. Невозможно вдохнуть свежесть, прохладу и солнце, растолкавшее серость утренних туч.

Невозможно… Но если подготовить с вечера чистые конверты, а утром, едва прозвенит будильник, выйти на ещё спящую улицу, чтобы собрать память и отправить письма себе в будущее или настоящее, а, может быть, даже прошлое. Мне, той, двадцатилетней или тридцатилетней или сразу уже пятидесятилетней. Туда, где осень давила своим упоением и угощала кофе в каждом уличном (всё ещё) кафе.

 Память сентябрьских дней. Память. Время, которое не лечит, а просто перестаёт болеть, но на теле всё ещё видны  шрамы и царапины.

Мои сентябрьские письма, а в каждом конверте алый кленовый кленовый лист.  

Письмо первое

Здравствуй!

Осени не будет много. « Musique de chambre». Мелодия звуков, взглядов. Не разговоров, а молчания, тишины, чтобы дотянуть до утра, вечера. Ночи, может быть.Чтобы посмотреть на неё в свете электрических лампочек, в складках простыни, полусонную, с чашкой горячего чая. Ароматную, с пульсом и стоном. Темную и бесконечно длинную, с запахом шампуня и еще утреннего ветра.

Чтобы утро началось с ладони.

Я буду смотреть на линии жизни и высчитывать, сколько же нам  больше не осталось. Запишу все минуты, секунды, спрячусь в подушку, как в ночь. Укроюсь с головой еще теплым, мягким, с дыханием кофе и осени.

 Это неутро.

Это то, что самое раннее, полутемное, чужое. Сразу уже не наше, а только моё. Не на двоих.

Ведь дальше напишется

АВИС

Душа нараспашку: стою, призываю птиц.
Летите, летите, небесные странники!
Коснитесь крылом всех раскрытых страниц,
Вы, наверное, всё-таки божьи избранники.

(Не успеете, что же! Эх, была, не была,
Голосуй на обочине: трасса пуста.
Одиноко пылится в углу чемодан.
Разглажен, разложен цветной сарафан).

Прилетайте, садитесь, я храню вам зерно.
По утру распахнула в осень окно.
Расплела свои косы, надушила постель,
Прилетайте, садитесь, будет метель

Из рассыпанных листьев, каштанов, зерна.
Будто ночь не черна, не бела, не сыра,
Будто рана не рана - (заштопал хирург),
Чтобы сжёг всё в камине седой драматург.

Я стою нараспашку. Стою, призываю птиц! ...

Письмо второе

А знаешь, подростком я писала письма Байрону. Чертовски сложные по конструкции, но такие искренние и полные нежности, что удивлялась потом сама, бормоча в подушку какие- то бесхитростные английские стихи, а утром неслась на почту, уверенно бросая конверт в почтовый ящик.

 C'est un vol de nuit. Ночной полет, правда?

Потому что где- то позади меня прозвенит город. Он  заботливо дышит в самое ухо, щекочет щеку и шелестит страницами « Voque“.

   - Всего лишь утро! - подбадриваю себя. – Только утро! Самое обычное утро!

Но каждый раз я собираю его по крупинке, по чуть- чуть, чтобы получалось только хрупкое и неожиданное.

   Не наше.

   Как « Pink floуd» в больших старомодных наушниках.

   Как где- то на небе. На самой верхушке, выше солнца, выше звезд и Бога. Чтобы взмахнув крыльями, сигануть вниз- стремительно, почти мгновенно- разбиваясь о воздух.

Как птица…

Письмо третье

Как будто это последнее письмо,ведь  я всегда пишу тебе так, словно прощаюсь. Но потом опять открываю чистый лист и задумчиво вывожу первые и последние строчки.
Помнишь?
А может быть, и не было тебя? И кто- то другой держал мою руку в своей, другой целовал холодные пальцы в кафе на углу. Не ты..
Но тогда это казалось явью.

Осень растворилась в утреннем тумане и выкатилась на небо бледнобоким солнцем.  Я всегда не любила осень, а теперь завела блокнот и пишу вечерние страницы воспоминаний с наслаждением.

Эта осень научила меня ощущать…